2 мая, 1578 года. Лувр. "Утро добрым не бывает"

joueur

1. "Утро добрым не бывает"
2. 2 мая, 1578 года. Лувр.
3. Король, королева; затем - король и Шико.
4. Король Франции прибывает в Лувр вместе с шутом, намереваясь обсудить произошедшее ночью, в том числе и визит к герцогине де Невер, но перед тем заглядывает к своей супруге Луизе де Водемон.

joueur

Король чувствовал себя на удивление бодрым после бессонной ночи и насыщенного утра - сна не было ни в одном глазу. Даже наоборот - казалось, что Валуа еще сутки может не касаться головой подушек. Не отставая от шута, король вдыхал полной грудью утренний воздух - и мысли в его голове текли так ясно, что сейчас он без усилий выдержал бы очередной тяжелый разговор с герцогом де Гизом. Пешая прогулка до Лувра окончательно отрезвила молодого мужчину – многое успел передумать он, пока шаг за шагом приближался к величественному зданию, именуемому королевской резиденцией. Там, где то в правом крыле, в просторных комнатах просыпалась сейчас его законная супруга Луиза – вокруг нее хлопотали стайки фрейлин, сея вокруг себя десятки дежурных фраз… Когда-то он любил наблюдать за тем, как она просыпается – открывает карие, чуть близорукие глаза и улыбаясь, щурится, глядя на него. Разве плохо ему было с женой? Если хорошо, то с чего такая порывистость овладела им и с чего так манят его зеленые глаза герцогини де Невер? Почему нет в нем желания навестить с утра дорогую супругу? Значит ли это, что он не хочет её видеть?
В сердце короля цвела бледными, хрупкими бутонами жалость, смешанная с остатками былой нежности. Может, все-таки не стоило быть таким холодным и жестоким с ней. Ведь ему ничего не стоит просто прийти, пожелать Луизе хорошего дня.
Все сильнее погружался Генрих в размышления – тем более что Шико тоже не проронил и словечка с тех пор, как они покинули «гостеприимный» особняк мадам де Невер. Только переступив порог Лувра, король, наконец снова стал тем Генрихом Валуа, который держит в своих руках всю Францию, перед которым склоняются придворные – тем, на чье чело давит тяжелая, но безумно приятная ноша.
Не размениваясь на лишние слова, Генрих сразу направился в свои покои – чтобы умыться, переодеться и сразу же приступить к разрешению вопросов государственной важности. Перед тем, как расстаться со своим верным шутом Шико, Валуа легонько ухватил его за рукав, проговорив:
- Я жду тебя в своем кабинете через час.
Король еще не задал гасконцу ни одного вопроса – но лишь потому, что на ходу разговаривать неудобно. На то есть кабинет.

В это утро король не придал никакого значения даже своему туалету – наскоро переодевшись в домашнее, Валуа провел несколько раз расческой по волосам и тут же вышел из покоев; твердым, скорым шагом он шел на половину жены. Словно хотел поскорее исполнить некий долг, успокоить совесть и вернуться к своим делам. Именно поэтому он велел Шико быть в кабинете через час, а не немедленно. Навязчиво казалось, что в воздухе пахнет духами герцогини.

Генрих дошел до покоев королевы не так скоро, как хотел бы – по пути он несколько раз останавливался из-за придворных господ, возникавших на пути; некоторые из них желали воспользоваться приемными часами – с часу дня до трех, чтобы попасть на аудиенцию к королю со своими прошениями. Понадобилось время, чтобы назначить время аудиенции одной половине – а второй половине отказать. В конце концов, короля таки пропустили вперед и он, еще ускорив шаг, достиг наконец своей цели.
Привыкший передвигаться по Лувру без каких либо ограничений, король миновал маленький приемный покой – и легонько толкнул дверь покоев основных.
Луиза уже была почти одета – и фрейлины поправляли в данную минуту прическу венценосной супруги Валуа. Король остановился в дверях, молча взирая на еще не заметивших его присутствия женщин.

joueur

Луиза слушала веселое щебетанье окружавших ее женщин, почти не участвуя в нем, но смеясь вместе с ними над удачными шутками. Еще один новый день наступил для королевы Франции.
Как он пройдет? Снова ли она проведет его одна, без мужа, или он вспомнит о ней и чета сможет провести хотя бы несколько часов вместе?
Не смотря на то, что свидания с королем не предвиделось, Луиза как всегда с особой тщательностью подошла к своему внешнему виду. Две девушки целый час расчесывали локоны королевы, пока волосы не начали сиять, перед тем, как приступить к одеванию, тело Луизы растерли губкой, смоченной в ароматных травах, после надушили и облекли в белую расшитую золотистыми нитями сорочку. Белье было легким, будто паутинка. Поверх него одели платье алой парчи, расшитое жемчугом и камнями. Верхнее платье, скрыло кричащую яркость нижнего, под тяжелой золотистой дымкой. Обилие украшений на пальцах, в мочках ушей и изящной шее королевы создавали хрупкому образу Луизу некую богатую раму, в которой она смотрелась, как редкое произведение искусства. Парикмахер как раз вплетал в волосы королевы Франции золотую сетку, на которой маленькими каплями блестели жемчужинки. Тяжелые волосы послушно вели себя в руках мастера, почти не причиняя ему хлопот.
Пока велись хлопоты по укладке волос, Луиза сама наносила косметику, внимательно выбирая тона под сегодняшний наряд и настроение.
Тоненький пальчик нерешительно завис над серебряной баночкой с кармином – стоит ли им воспользоваться или нет? Алая капля помады все же поселилась на подушечке указательного пальца королевы и молодая женщина наклонилась к зеркалу, чтобы нанести кармин на губы и тут же отпрянула от него, резко оборачиваясь. Тут же стих смех, разговоры, дамы присели в низких реверансах, которые повторились еще дважды согласно этикету. Женщины расступились во все стороны, чтобы пропустить короля Франции к собственной жене…

joueur

Генрих не сразу переступил порог покоев королевы - некоторое время, слегка приподняв голову, он созерцал склоняющихся в чинных реверансах женщин, а затем - и саму королеву Луизу. Взгляд темных глаз пробежался по хрупкой фигуре молодой женщины, словно цепляясь за драгоценные каменья в ее прическе, мочках ушей, шее и на корсаже. Отметив про себя, что его супруга нынче весьма недурна, король чуть заметно улыбнулся - и неторопливо ступил в глубь покоев королевы. Несмотря на бессонную ночь и внутреннюю усталость, осанка Валуа оставалась все такой же безукоризненно-горделивой; казалось, что плечи этого мужчины всегда расправлены, поступь его всегда тверда - и вместе с тем почти неслышна, а голова всегда чуть приподнята, чтобы с высоты своего роста он мог видеть все, что происходит вокруг. От него не укрылось напряжение, словно молнией пронзившее его молодую жену, лишь только он появился на пороге; до последней секунды Валуа гадал про себя, вскочит ли Луиза со своего кресла, когда он приблизится к ней - или же останется сидеть.
Генрих не стал останавливаться в паре шагов от королевы - подойдя к самому её креслу, он склонился над женой, обдавая её терпким запахом духов, еще хранившимся в волосах; приветствием стал поцелуй, осторожно запечатленный на тьльной стороне бледной женской ладони.
- Позвольте мне заметить Вам, моя дорогая супруга, что Ваш наряд очень Вам идет. - произнес Валуа. Неторопливо выпрямившись, он оперся ладонью о туалетный столик королевы. Взгляд мужчины упал на серебряную баночку с кармином - и вновь еда заметная улыбка скользнула по его губам - Однако, я вижу, что Вы еще не закончили свой туалет. - миролюбиво отметил Генрих, даже не собираясь отходить в сторону или удостоить своим вниманием фрейлин Её Величества.
- Надеюсь вы не рассердитесь на меня, если я стану свидетелем последних его штрихов?

joueur

Пока его величество шел к жене, фрейлины и придворные дамы одна за одной покидали кабинет, все так же приседая в низких реверансах. В комнате остались только дежурившие в этот день дамы, служанки и мальчик паж, выполняющий при особе Луизы де Водемон обязанности посыльного в этот день.
- Мой дорогой супруг, - почти прошептала королева, склоняя голову перед мужем, - какой приятный сюрприз. Я рада Вас видеть.
На щеках молодой женщины заиграл нежный румянец, придавая личику жизнь. Все существо Луизы встрепенулось при виде мужа, но она словно окаменела в своем кресле. Последние несколько дней она только и делала, что молилась о том, чтобы понести, многие молитвы заканчивались слезами. И если ранее Генрих молился вместе с женой, посещал аббатства, устраивал шествия во имя появления наследника престола, словно беря часть вины за бесплодие супруги на себя, то в последнее время он словно отстранился.
Луиза уговаривала себя, что это временно и все будет как и раньше, но интуиция и слухи подсказывали – нет, не будет. Пока народ на улицах бушевал, подстрекаемый сторонниками де Гизов, в Лувре ночами напролет молилась о ребенке королева Франции… Да только кому до этого было дело? Никому. Сердце Луизы де Водемон в это утро было исстрадавшимся от тревог и волнений за будущее ее брака, но она все еще находила в себе силы быть спокойной и никому не показывать свое волнение.
Торопливым жестом вытерев палец с кармином о кружевную салфетку, королева закрыла баночку с кармином, оставив ее в сторону. Тем временем парикмахер завершил прическу, поклонился и вышел вон. Супружеская чета осталась практически в одиночестве, если можно считать одиночеством то, что в комнате все же еще остались люди.
- Сир, Вы король, мой супруг, как я могу сердиться на Вас? – кроткий тон Луизы подчеркивала мягкая скромная улыбка. Она вся излучала тепло и покорность, но вместе с тем и любовь.
Королева была в замешательстве, пусть и в приятном, король так неожиданно навестил ее утром! Давно уже не баловали ее таким вниманием. Луиза даже не знала, что ей делать и лишь робко улыбалась, сгорая от желания поцеловать мужа и припасть к его руке, но последний жест был уместен в спальне или в узком кругу. Оставалось держать чувства в себе и «кричать» глазами о своих желаниях.
- Благодарю Ваше величество за столь теплые слова. Позвольте повторить, Ваш визит для меня настоящий подарок.

joueur

Всякий раз, когда король оказывался в обществе Луизы, ему становилось немного неловко от того, с какой кроткой преданностью она на него смотрит. Звучание этого нежного голоса словно взывало к совести Валуа, вороша в потемках его души дремлящих чертей; всякий раз, глядя в эти глаза и сталкиваясь с безукоризненной, воистину дественной чистотой взгляда, король словно возвращался под сени монастыря и вновь всплывали в его мозгу отголоски колокольного звона. И если раньше Генрих стремился скорее к монашеской келье, чем к светской жизни, то сейчас все изменилось с точностью до наоборот. Блеск нарядов, резкий аромат жизни, терпкий привкус политики, борьба, словесные дуэли, искрометные шутки - вот, что было нужно королю сейчас. Присутствие же Луизы нагоняло на него тоску - и Валуа стремился избавиться от этой нежной хрупкой женщины, забыть о ней и не вспоминать как можно долее. Весь ее образ словно олицетворял для него один большой упрек - и как мужчина, которому упреки совершенно ни к чему, Генрих стремился отгородить себя от излишних неприятных моментов.
Однако, когда Луиза все же была рядом, король был ласков с ней, предупредителен и даже нежен. По другому у него бы и не получилось.
Последняя фраза королевы тяжело упала ему на сердце, словно горячая капля - но в данный момент это было даже приятно Валуа; быть может причиной было то, что он уже недели две не был у жены и успел отдохнуть от нее? Сейчас его Луиза была даже красива; что красит её в глазах короля? Растерянность, которая всегда ей так шла, или же отставленная в сторону баночка с кармином? Хотя, он заранее знал, что кармин не коснется бледных губ королевы.
- В самом деле?- произнес он, и тонкая морщинка образовалась - тут же разгладившись, на ровном лбу - Я рад, что доставил вам удовольствие.
Кисть Валуа легко скользнула по столешнице - коснувшись указательным пальцем серебряной баночки с помадой, король взял ее в руки и, осторожно открыв, поднес к лицу. Губы короля снова тронула - уже совсем явно - улыбка, лицо его словно оттаяло. Он искоса бросил на королеву веселый, с пляшущими искрами, взгляд
- Весьма недурный оттенок - изрек он, не торопясь поставить баночку на место - Вам не нравится?

joueur

С мягкой улыбкой, Луиза де Водемон наблюдала за супругом с оттенком легкого замешательства, теряясь все больше. Ей практически не было свойственно играть своим женским очарованием, стараясь привлечь мужчину. Королеве не пристало быть жеманной, - учила свекровь и юная королева Франции старалась быть серьезной и только исполнять свой долг.
Взглядом проводив серебряную баночку, Луиза растерянно прошептала:
- Это лишнее.
И тут же прикусила зубками нижнюю губу, растерянно думая, что не знает, насколько хорошо она выглядит? Ведь королева так и не успела удостовериться в том, что ее прическа идеальна.
- Сир, позвольте пригласить Вас на завтрак? Согласившись разделить его со мной, Вы бы сделали мне еще один подарок. Его накроют сегодня прямо на веранде моих покоев, так что мы сможем беседовать и наблюдать за цветами ее величества королевы-матери.
Осмелившись на столь длинную реплику, Луиза порозовела, что придало ей какое-то детское очарование, подчеркнув хрупкость королевы.
Стараясь быть обычной и ничем не смутить супруга, королева Франции отчаянно старалась забыть разговор, который долетел до нее прошлым вечером в одном из коридоров Лувра. Две фрейлины Екатерины Медичи увлеченно шептались о том, кто же станет, наконец, фавориткой Генриха III. Это место уже давно пустовало, а, как известно, король не навещает свою жену уже давно, значит, вскоре он начнет искать удовольствий на стороне.
Эта беседа острым шипом засела в сердце королевы Франции, заставляя ее чувствовать себя дурно и страдать бессонницей.

joueur

Смешинки все еще плясали зеленоватыми отблесками в чуть прищуренных глазах Валуа - серебряная баночка приятно холодила пальцы, да и Луиза так мило смутилась....Чертовски мило. Так мило, что улыбка на губах короля проступила еще четче -и сейчас казалась скорее резкой, с оттенком насмешки- но до обнаружения неприкрытой издевки было еще далеко.
- Ах да, конечно. Я забыл. - невинно молвил Валуа, обращая на мадам де Водемон незамутненный взгляд - Сегодня же верну её Руджиери
Все так же мило улыбаясь, король завел руки за спину, пряча баночку с кармином от ангельского взгляда Луизы. Ей Богу,король начинал сомневаться в том факте, что когда-то лишил эту женщину невинности- и что ее вообще возможно этой невинности лишить. Обычно, если лист исправно заполнять письменами, он перестанет быть белым - а здесь... белизна, да и только. Оставалось лишь преклониться перед этой поразительной способностью - всегда оставаться одинаковой.
- Боюсь, что не смогу ответить Вам согласием - невозмутимо произнес Генрих, словно копируя своим видом нежную мягкость жены - Намедни я выбрал слишком резкий аромат и боюсь, Вам сделается от него дурно. Особенно в сочетании с запахом цветов моей августейшей матушки это будет.... лишним.
Словно опасаясь совершить что-то лишнее, что то "не то", Генрих отошел на несколько шагов от туалетного столика королевы и приблизился к ближайшему окну. Улыбка на мгновение померкла - и тут же расцвела снова; вот только за странной, словно одеревеневшей мягкостью во взгляде, невозможно было ничего разглядеть. Словно все лишнее оказалось по ту сторону глухого забора.
-Я должен оставить Вас, моя дорогая. - голос Валуа прозвучал вдруг неожиданно сухо - Через четверть часа у меня назначена аудиенция. Желаю Вам хорошего дня, мадам.
Одарив королеву самой невинной из всех своих улыбок, Валуа попрощался с Луизой легким полуофициальным кивком и развернувшись, вышел, унося с собой злополучную баночку с помадой

joueur

Кроткая детская улыбка Луизы весьма красила ее милое личико человека, привыкшего не играть в игры, а стараться быть собой. Это королеве вполне удавалось, учитывая то, что она не принимала участия в дворцовых интригах, предпочитая оставаться нейтральной по отношению ко всем событиям и лишь молчаливо принимала сторону супруга при возникновении конфликтов. В этом была вся нынешняя королева Франции – покорность, красота и невинность в отношении стремлений окружающих, полное повиновение и поддержка в отношении супруга.
Однако и эта улыбка, приоткрывавшая белые ровные зубки, дрогнула, когда король вдруг резко бросил неприятные слова. В общем в них не было ничего дурного, но Луиза инстинктивно почуяла дротик, спрятанный между букв. Королева вскинула на мужа взгляд, пытаясь прочесть в его зрачках ответ на свой вопрос, но Генрих де Валуа уже был занят тем, что удалялся.
Королеве Франции оставалось лишь одно.
Присев в изящном реверансе, опуская голову вниз, чем всячески демонстрируя свою преданность и верность королю и мужу, мадам де Водемон согласно своему сердцу и этикету нежно прошептала:
- Да будет день Ваш удачным, мой дорогой супруг.
Кто знает? Видел ли король эту покорность? Слышал ли нежность? Заметил ли влажный блеск в глазах той, что некогда возжелал сделать своей женой? Луиза не думала об этом, провожая спину мужа взглядом. Тяжело вздохнув, бедная королева вновь села в кресло, откинувшись на его спинку и закрыв лицо рукой. В комнату было проскользнули фрейлины мадам, но они были отпущены едва заметным жестом Луизы. Ей не хотелось никого видеть в ближайшее время. В этих стенах ей отпущена незавидная роль – бесплодной заброшенной (?) супруги.
Мысль была греховной, ибо раздирала мир внутри Луизы на клочки, обнажая бунт, едва прикрытый сейчас ветхим одеялом покорности, некогда бывший панцирем еще в те незапамятные времена, когда ее мачеха сообщила ей о том, что король Франции просит руки Луизы Лотарингской.
Убрав, наконец, ладонь от лица, мадам встала с кресла и вышла на балкон. В воздухе свежо пахло розами. Будь на улице жарко, то аромат показался бы удушливым, но сейчас здесь на балконе было идеально. Лаская ледяными пальцами твердый камень перил, королева Франции изучала пары, прогуливающиеся под ее балконом по парку. Ее заметили и придворные приседали в изящных реверансах, приветствуя Луизу глубокими реверансами. Благо они были достаточно далеко, чтобы заметить, как на глазах королевы дрожат слезы, зато губы, растянутые в обычной кроткой улыбке, замечали все и радостно отвечали на нее своими…

Занятый своими размышлениями о той беседе, что произошла в будуаре прекрасной мадам де Невер, шут не промолвил и слова по дороге в Лувр. Он погрузился в одно из своих самых мрачных и глубоких размышлений, когда предпочитал молчание, обычной своей разговорчивости в присутствии короля. Впрочем, обоюдному обету молчания сопутствовали оживленные парижские улицы. Вести обсуждение политики, продираясь сквозь рыночную толпу – не самая удачная затея. А посему парочка – король и шут проделали свой путь молча, каждый занятый своими мыслями.
Причем у Шико настроение испортилось окончательно, когда друзья, наконец, достигли Лувра, однако шут списал это на голод и герцогиню, способную испортить пищеварение и дух любому, даже не мужчине.
Дворец французских королей жил своей обыденной жизнью, слуги сновали по двору, придворные - в многочисленных галереях. Пока парочка дошла до галереи, ведущей к покоям, занимаемым королем и его друзьями, им не раз пришлось сделать остановку, чтобы ответить на приветствия и поклоны, обильно расточаемые придворными Генриху и его спутнику. Войдя в свою обычную роль, Шико не отвечал на все приветствия. Некоторым вместо учтивого поклона доставались гримасы, надутые до предела щеки, вытаращенные глаза, а то и вовсе звонкое презрительное хмыканье. На то были свои причины – так шут отмечал наиболее ленивых, злостных хамов, а то и вовсе нытиков-просителей, заваливавших королевскую канцелярию просьбами о помощи, при том, что их кладовые вовсе в том не нуждались. При этом люди, уважаемые Шико, напротив отмечались крайне теплым приветствием с его стороны. Дружба с королевским шутом на то время имела весьма значимый вес, но Антуан не подпускал к себе ни кого настолько близко, чтобы кто-то из придворных мог назвать его другом.
Когда король попрощался с д’Англярэ, назначив встречу через час в своем кабинете, шут без труда догадался, куда отправился Генрих.
- Что ж это за женщина такая, - пробурчал он себе под нос, входя в спальню короля. Отсюда не составило труда попасть в свои собственные покои, где уже ждали камердинер с брадобреем. Выдержав утренние процедуры со своей бородой и усами, Шико решил не переодеваться, оставил костюм своих любимых цветов и лишь одел цепь, которую снимал на ночные прогулки. В этот раз он даже не сменил сапоги для верховой езды на туфли, предпочитая удобную обувь каблуку. Да, и так было гораздо проще исчезнуть в любой момент из Лувра как можно быстрее, если будет на то надобность.
Не забыв во время процедуры бритья заказать завтрак, шут даже успел перехватить пару кусочков паштета, но приказал накрыть стол в кабинете короля. Дела делами, но от проклятых яблок только разыгрался аппетит, который был подобен волкам в зимнюю пору – был столь же свиреп и неистов.
Когда положенный час истек, Шико уже сидел в кабинете короля в своем любимом кресле. Причем последнее было развернуто ко входу так, чтобы сидевший в нем сразу же увидел вошедшего. Шут устроился на мягких подушках как можно удобнее, напоминая сейчас внешним видом филина, которого разбудила возня птиц по утру.
Но на губах шута бродила язвительная улыбка, таившая в себе угрозу…

joueur

В последнее время, приходя в покои королевы Франции, Валуа ждал чего-то особенного, чего, быть может, он не заметил в прошлый раз. Но всегда - по крайней мере так было в последнее время, он уходил разочарованным. Нет, она не была похожа на Марию Клевскую. Только разве что внешне... Но ведь невозможно все время питаться лишь оболочкой.
Ощущая притаившуюся где-то внутри, разгорающуюся злость, король крепко сжимал в своих пальцах проклятую банку с кармином. Генрих с удовольствием запустил бы ею в ближайшего придворного - но вот беда, сделать это запрещали его же собственные законы, носящие название "этикет". Но черт возьми, как хотелось иногда выпустить пар!
Как хотелось крикнуть - громко, так, чтобы эхо нескоро затихло среди сводчатых потолков Лура: "Все вон!" Герцог Анжуйский, Луиза, придворные, Келюс, Можирон, герцог Гиз, герцогиня де Невер.... Как же осторчертели все эти лица. Валуа не стал вдаваться в подробности - как прекрасная де Невер успела уже ему осторчертеть; под горячую руку доставалось всем. Куда прикажете податься, когда раздражает порок, бесит добродетель, злит неповиновение и вызывает приступы гнева бесхребетность? Даже представляя перед собой лицо родного брата, король сжимал рукоять стального клинка - и взгляд его чернел от жгучего желания убить. Такие же чувства вызывал у Валуа дорогой кузен де Гиз. Сквозь эту пелену весьма трудно было иногда разглядеть в себе что-то светлое.
Спать совсем не хотелось. Король дошел до своего кабинета так же быстро, как до этого - до покоев Луизы де Водемон. Шико уже ждал его. Как всегда, развалившись в любимом королевском кресле.
Затворив за собой дверь, Валуа поставил на ближайший комод серебряную баночку. Ее блеск сейчас еще больше раздражал короля. Руки так и чесались выбросить ее к чертовой матери в окно.
- А. ты уже здесь, дружище- произнес король, приближаясь к фигуре Шико - Я так полагаю, ты уже приказал накрыть нам тут стол?

Едва услышав шаги короля в прихожей, Шико убрал задумчивость со своего лица, сменив ее на широкую улыбку беззаботного дурачка. Посему Генриха III встретила не озабоченная всеми проблемами физия, а вполне довольная мина.
Как всегда лаконичный и ироничный, шут не сразу стал отвечать на вопрос своего друга. Лишь отодвинувшись в сторонку ровно настолько, чтобы стало видно накрытый стол за спинкой кресла, Шико язвительно, но, впрочем, шутливо с улыбкой отметил:
- Балы и ночные прогулки тебе вредят. Видать разыгрался насморк, раз ты не чувствуешь дивного аромата жирных пулярок, приготовленных нашим дражайшим мэтром Жаном. Сегодня он приготовил эту птичку особенным образом. Тебе должно понравиться.
Опустив взгляд на руку короля, шут оживился.
- Да не уж то! Ты принес мне помады! Неужели твое королевское величество решило меня побаловать. Пора, давно пора. Но, прости, сейчас я склоняюсь к жаркому.
С этими словами придворный встал с удобного кресла и направился к столу, где и места толком не было от разнообразия принесенных блюд.
- Как вижу, ты решил сегодняшнее утро посвятить дамам. Не забывай Вергилия, сын мой,
varium et mutabile semper femina*.
Шико держал полушутливый тон, перед самым приходом Генриха III он наконец разрешил комбинацию, которую обдумывал все утро после встречи с королем Наваррским и теперь собирался поделиться своими мыслями с другом, взамен на историю с герцогиней...

*Женщина всегда изменчива и непостоянна (лат.).

joueur

Серебряная баночка уже осталась позади - но услышав шутливые слова Шико, король остановился; затем вернулся к комоду - подушечки пальцев вновь коснулись прохладного серебра. На губах короля появилось некое подобие улыбки. Подойдя к накрытому столу, Генрих уронил предмет на алую скатерть.
- Пользуйся - только и сказал сын Медичи, отводя взгляд к окну;
Женщина - изменчива и непостоянна.... Ах если бы. Или только Валуа везет на женщин,не меняющихся со временем. Ни в своем лицемерии, ни в своей холодности, ни в своей ненависти.
Пожалуй, изменчив и непостоянен только он сам. Только он готов расставаться с предрассудками, узнавать и делать новое, забывать прошлые обиды ради будущх великих свершений; иногда создавалось впечатление, что только в нем не клубится постоянная черная ненависть и желание уничтожать все вокруг.
- Неужели? - король, наконец, сел за стол и уже оглядывал разместившиеся на нем яства - Я таких не встречал.
Бессонная ночь уже давала знать о себе. Король устал -хотя сам еще не особенно осознавал это. Померк шумный бал, испарился запах духов герцогини, побледнел ее образ. Остался только привкус лицемерной лжи, привкус яда. Все эти улыбки и даже поцелуи - фальшиво как и все остальное.
Но ведь он не падок на фальшь, что же случилось сейчас? Скорее всего, ему попалась просто очень хорошая подделка - но все же подделка.
Король был уверен, что в скором времени его ощущения подтвердятся вескими доказательствами.

Шико внимательно следил за Генрихом, пощипывая себя двумя пальцами за ус, словно пытаясь нагнать краски на щеки.
- Ты не расслышал – я предпочитаю жаркое. Да и вообще, в тебе столько пафосности, сколько жира в этих курицах, - шут ткнул пальцем в пулярку, - Того и гляди потечет.
В последнее время король сильно отдалился от своего друга, замкнувшись в себе. Шуту претили подобные перемены, которых он явно не заслуживал. Валуа вел себя по-королевски и это было верно, но только не с глазу на глаз. Любя своего друга и короля, Шико готов был голову за него сложить в любой ситуации, но не позволять себя отталкивать. Раскрывать створки души Генриха было и так нелегко, а король с каждым разом закрывался все плотнее и плотнее…
Откинувшись на спинку кресла, Антуан замолк, рассматривая тонкий профиль короля Франции. Сын итальянки Екатерины де Медичи и француза Генриха II. Хрупкий точеный нос, глубокие глаза омуты, опушенные длинными ресницами, чувственные губы, высокие скулы, каштановые кудри, изящно обрамляющие овал лица...
- Ты сам себе противоречишь, сын мой, - низкий голос шута был серьезен, а его владелец порядком расстроен, однако показывать это Шико не собирался. Если Генрих не поменяет свою политику поведения, нет смысла пытаться донести ему сейчас что-то.

joueur

-Что, правда?- оживился король, заслышав первую остроту Шико - в то время, когда прозвучала фраза шута, Генрих как раз присматривался к зажаренной куропатке, которая возлежала на широком блюде. Валуа словно размышлял, удостоить ему своим вниманием жаркое или же нет? Голоден он или нет?
Полный сомнения взгляд скользил по панораме невиданного изобилия яств - но на дне зрачков все таки можно было угадать желание выбраться из каменного панциря; дать волю хотя бы своему аппетиту. Кто знает, как скоро последний вернулся бы к королю - но тут на помощь вновь пришел верный друг Валуа, Шико.
Щеки Генриха окрасились румянцем - и король метнул вдруг, словно молнию, прицельный взгляд в лицо друга. Гнева - или чего-то похожего на гнев, в нем, однако, не наблюдалось.
- Теперь понятно, почему ты предпочитаешь другим королям меня!
Резко обозначилась носо-губная складка , Валуа прищурился, слегка наклонив набок голову - такая мимика может свидетельствовать либо о нарастающем гневе, либо....
Мгновение - и кабинет огласил звонкий хохот; Шико, такой серьезный, озабоченный, подчас даже тревожный - нахохлившийся, словно сыч; воистину, глупо было бы обижаться на него!
- Каков господин, таков и ...эээ...слуга - изрек король, отсмеявшись и лукаво глядя на господина шута.

Сменив серьезность на легкую ухмылку, шут потянулся в кресле, располагаясь поудобнее.
- А скажи-ка мне, Генрике, есть ли у меня выбор?
Налив в бокал вина, Шико разбавил густую алую жидкость почти вполовину водой и только после этого сделал легкий глоток, позволяя теплой волне от крепкого вина, пройтись по всему телу, расслабляя конечности.
Казалось, что эти двое, король и шут, существуют в другой реальности, отличной от той, в которой сейчас существовал Париж. За дверями кабинета Генриха III суетливо носились молекулы человеческих существ, созидая и разрушая, но здесь, за обеденным столом, король и его друг на время остановили свое движение, позволив себе расслабиться.
- Хотя есть поводы задуматься... Ты давно не делал мне подарков, а вот король Энрике I не забыл о старом добром Шико и прислал мне несколько приятных вещиц в честь начала своего царствования.

joueur

- Только женщину можно переманить из одного лагеря в другой, подвесив перед носом красивую безделушку - мягко ответствовал король, созерцая развалившегося в кресле шута - Я верю, что к моим друзьям это не относится и потому не боюсь потерять их таким образом.
Улыбнувшись, Генрих однако подумал о сущей безделице - о том, что он и правда давно не делал Шико подарков. Он потом исправит это досадное недоразумение, а пока....

Почти незаметно для постороннего глаза, пальцы Валуа скользнули под колет - и на свет появилась злополучная серебряная ветвь Лотарингских дроздов.

- Однако, не ты один пользуешься расположением чужаков - усмехнулся король - Герцогиня де Невер сделала мне очень занятный подарок - тонкий стебель украшения коснулся скатерти королевского стола - и Валуа осторожно положил безделицу ближе к середине, между бутылкой красного вина и блюдом с паштетом.
-Поделись мыслями, как следует расценить такое проявление внимания?

С доброй иронией к самому себе, шут пробурчал, отставляя бокал в сторону.
- Вот уж сравнил так сравнил меня с женщинами. Отлично! Ничего не скажешь. Пусть это наша лучшая половина…
Здесь Шико замолчал, сверля взглядом карих глаз злополучную ветвь:
- … но она же самая коварная.
Протянув руку, шут изящно подцепил кончиками пальцев вещицу, поднося ее к своему лицу, дабы изучить. Внимательно осмотрев украшение, он небрежно повертел его в руках и столь же небрежно вернул на место, резко бросив ветку на столешницу.
- Нет ничего лучше умной женщины, но нет ничего хуже, если она не на твоей стороне. Вот что я тебе скажу, Генрих, не подпускай к себе мадам де Невер слишком близко. Она не знает, какую игру ведет, а я не подозреваю за чей лагерь, в нейтральность же и помощь этой дамы верить нет оснований.
Антуан вновь отпил вина, но это скорее был машинальный жест, который заполнил паузу в его мыслях.
- Сир, о чем шла речь в кабинете мадам?
Вопрос был задан серьезным тоном, отсутствующим тоном шут сверлил гобелен на стене, тем временем как его правая рука ласкала ножку бокала, стоявшего на столе…

joueur

Генрих лишь слегка нахмурился, когда серебряная ветка ударилась о столешницу - но через секунду складка на лбу Валуа разгладилась.
- Я должен знать обо всех играх, которые ведутся у меня под боком- произнес наконец король. В его голосе обнаружилась вдруг глубокая серьезность, подтверждаемая и особенной, без поволоки мечтательной грусти, задумчивостью.
- Как видишь, стараюсь изо всех сил.

Действительно, было бы наивно считать возможным разгадать игру искусного противника всего лишь за какие-то несколько часов. Понять, что такая игра вообще ведется - уже огромное достижение.

Пододвинув к себе поближе блюдо с курицей, король подцепил вилкой источающий аппетитный запах кусок, поглядел на него пару секунд - и не спеша отправил съестное в рот. Пережевывая мясо, Генрих тем временем думал, как ответить на вопрос шута. Ведь ей богу, король даже сам себе не мог сказать - о чем же шел разговор в кабинете мадам. Генриху вообще трудно было выловить в своей голове какую-нибудь мало-мальски разумную мысль - и немудрено : во время трапезы кровь приливает к желудку, и думать вообще становится затруднительно.
- А черт его знает - изрек, наконец, король - Вроде как и ни о чем. Обменялись любезностями. Признаться честно, я вел себя с ней вольно. Даже весьма. Она.... не воспротивилась. Думаю, умышленно. Хотя и я расточал любезности ..хм.. не без умысла. Старался выиграть для тебя время

Усмехнувшись, Генрих озорно подмигнул шуту - и отправил в рот сочную виноградину.

» 22 мая 1578 г., Лувр. Кабинет короля. Слово не воробей...
» 29 мая 1578 г. Утро. Анжер. Дорожные разговоры.
» 2 мая 1578 года. Утро. Дом герцогини де Невер. Кабинет
» 2 мая 1578 года. Утро. Дом герцогини де Невер. Вот так вот! Вуаля!
» 22 мая 1578 г., Лувр. Ссора всегда - наихудший из аргументов.